Судно «Африка» прибыло по расписанию, утром 13 июля. На берег гости высадились при помощи имевшихся на борту шлюпок, одной из которых в качестве кормчего управлял сам Дон Луиш-Филипе. С тех пор, как король Дон Жуан VI вместе со всеми своими придворными сто лет назад бежал в Бразилию, спасаясь от вторжения войск французского генерала Жюно, никто из членов правящей королевской фамилии не ступал на землю какой-либо из своих заморских провинций, начиная от столь географически близкого острова как Мадейра и заканчивая таким далеким как остров Тимор.
Наследник трона династии де-Браганса сошел на пирс Сан-Томе, облаченный в так называемую «колониальную форму» военно-морских сил — белые брюки и ботинки, белый доломан с позолоченными пуговицами и эполетами и белый кепи. Совсем недавно Дон Луиш-Филипе отпраздновал свой двадцатый день рождения, однако лицо его выдавало в нем, скорее, 17-летнего юношу, в жилах которого текла кровь жителей Центральной Европы, о чем говорили голубые глаза и светлые волосы. Принц улыбался, был в хорошем настроении. В отношении всего, что его окружало, он проявлял искреннее любопытство, которым славился и которое было частью его натуры. Согласно утвержденному ранее протоколу, на пирсе принца встречали министр Орнельяш с небольшой группой сопровождающих, Луиш-Бернарду, глава Городского собрания Жерониму Карвалью да-Силва, а также владельцы плантаций, которые Его Высочество собирался посетить — граф Валле-Флор, прибывший накануне на собственном корабле прямиком из Гавра, и сеньор Энрике Мендонса, находившийся на острове уже около недели.
Группа направилась к Кафедральному собору вдоль импровизированной дорожки, которую образовали сами встречающие. Доступ людей к процессии был ограничен кордоном полиции. В адрес прибывших звучали приветственные возгласы: «Да здравствует Наследный принц! Да здравствует наш Король!» В Соборе монсеньор Аталайя произнес мессу Те Deum, возблагодарив Бога за то, что успешно доставил сюда морем Его Высочество. Церемония оказалась недолгой, но, по всей видимости, довольно эмоциональной для присутствовавших на ней дам колонии, которые периодически шмыгали носами и время от времени вытирали увлажнившиеся от трогательности момента глазки. На выходе из Кафедрального собора делегацию ждали шесть украшенных цветами экипажей с запряженными в них лошадьми, чьи сбруи торжественно блестели на солнце. Погрузившись в кареты, делегация медленно проследовала сквозь толпу людей, направляясь к губернаторскому дворцу. Процессию открывал и замыкал конный эскорт, представленный местным кавалерийским отрядом во главе с майором Бенжамином Невешем.
Прислуга и весь личный состав секретариата правительства стояли выстроившись в дворцовом саду в ожидании гостей, одетые каждый в свои лучшие воскресные платья. Дон Луиш-Филипе поприветствовал собравшихся кивком головы, отдельно взмахнув рукой в ответ на возгласы «Да здравствует принц!» У дверей его ожидал вытянувшийся стрункой Себаштьян в белом костюме с золочеными пуговицами. Своим одеянием, за исключением отсутствовавших на нем наградных лент, он любопытным образом напоминал то, во что был облачен сам принц. Луиш-Бернарду по собственной инициативе представил слугу лично, и Дон Луиш-Филипе слегка улыбнулся, услышав имя Себаштьян Луиш де-Машкареньяш и Менезеш. Принц пожал протянутую ему в ответ руку в белой перчатке, принадлежавшую этому чернокожему со столь благородной фамилией. Глаза Себаштьяна тут же увлажнились, и он бросил преисполненный благодарностью взгляд в сторону Луиша-Бернарду. «Странная это штука монархия!» — подумал про себя губернатор, заходя в свой дом вслед за Наследным принцем Бейранским.
В саду были поданы прохладительные напитки, и все, сидя в креслах, предались неформальному получасовому отдыху. Дон Луиш-Филипе унаследовал от отца (вне сомнения, от него, а не от матери-француженки) заразительную простоту манер и такую же любовь к природе. Он подробно расспрашивал Луиша-Бернарду о названиях деревьев в саду, интересовался тем, какую рыбу ловят и на каких животных охотятся на острове. По окончании короткого перерыва, как и было заранее запланировано, принц поприветствовал по очереди всех главных лиц города. Это было целое дефиле из четырех десятков человек — военных, судей, правительственных чиновников и коммерсантов, которых Луиш-Бернарду представлял принцу, иногда довольно сдержанно и неохотно, как это было в случае с королевским прокурором, попечителем или ответственным секретарем правительства. Однако никто из них не мог пожаловаться на то, что губернатор, в той или иной степени проигнорировал его, будь то во время общего приветствия или позже, вечером того же дня на данном в честь принца официальном банкете.
По завершении церемонии приветствия и после того, как принц поднялся наверх в свои покои и переоделся, состоялся закрытый обед, на котором присутствовали только принц, министр, губернатор и офицер по особым поручениям маркиз де-Лаврадиу. За прекрасным легким обедом гостей особым изысканнейшим образом обслуживал Себаштьян. На стол был подан салат из вареных морских раков и курица в лимонном соусе, единственное горячее блюдо, которое Луиш-Бернарду заказал кухне. Мамун и Синья пытались было воспротивиться этому: для них обед принца должен был состоять, как минимум, из шести-семи блюд. Гости тоже согласились с выбором губернатора, отобедав с большим удовольствием и отметив разумное решение не наедаться тяжелой пищей в такую жару. В разговоре за столом по-прежнему доминировал Дон Луиш-Филипе, демонстрировавший по отношению ко всему, что касается жизни острова, неустанное любопытство, которое Луиш-Бернарду по мере возможности удовлетворял. Айреша де-Орнельяша губернатор знал лишь по имени и по трем-четырем телеграммам, отправленным тем уже в должности министра. Он был довольно немногословен и, судя по всему, присматривался к подчиненному, изучая его своими внимательными глазками. Министр был участником военных кампаний Моузинью де-Албукерке, ранее уже успевшим назначить двух своих старых собратьев по оружию в правительства Анголы и Мозамбика. Луиш-Бернарду был унаследован Орнельяшем от предыдущего министра и был, в первую очередь, личной кандидатурой самого короля. Однако министр был хорошо осведомлен о ходе его службы на Сан-Томе, о некоторых доходивших до него похвалах в адрес губернатора и о многочисленных критических и даже, по некоторым сведениям, откровенно ненавистнических оценках его деятельности. Располагая такой информацией, де-Орнельяш, тем не менее, не спешил с окончательными выводами, предпочитая сначала познакомиться с человеком лично, прежде чем согласиться с такими, обоснованными, на первый взгляд обвинениями лиссабонских газет в «зигзагообразной и бесцельной политике сантомийского губернатора, не приносящей Португалии какой-либо видимой пользы». Вступая в разговор, министр ограничивался лишь вопросами о конкретных фактах из жизни колонии и, похоже, намеренно не затрагивал откровенно политических тем. Или же ждал, пока Луиш-Бернарду сам их затронет.