Экватор - Страница 137

137

Луиш-Бернарду замолчал. Он вспомнил, как Дэвид однажды обещал ему, что никогда не сделает ничего подобного без предупреждения, дабы позволить ему достойно уйти, заранее подав прошение об отставке. Но тогда было другое время.

— Предполагаю, — Айреш де-Орнельяш сделал паузу, — что вы придерживаетесь того же мнения.

Ну что ж, похоже, наступил момент истины. Луиш-Бернарду ощущал, что голова его забурлила мыслями и чувствами, хорошо понимая при этом, что, по существу, уже мало что можно спасти… Честь, конечно же. Для гордости и самолюбия уже слишком поздно, для успеха, о котором когда-то мечтал, также. А теперь уже, как говорится, сам заварил, сам и расхлебывай:

— Не во всем. Однако, в целом, да, это и мое мнение тоже.

Министр вздохнул. Он тоже был измотан за эти три дня пребывания на Сан-Томе. Ему так хотелось вернуться к мирной, даже монотонной жизни на «Африке», плыть по тихим, спокойным водам до Мозамбика, уединившись в своей каюте, где можно писать письма жене или делать заметки в дневнике.

— Что же, раз так, Валенса, то я даже и не знаю, что вам сказать. Мы верили, что вы потихоньку будете менять ситуацию так, чтобы она выправлялась, не нанося ущерба нашему сельскохозяйственному производству, которое, как вы и я хорошо знаем, не выдержит массового бегства рабочих с плантаций. Согласен, что удерживать такое равновесие было непросто, однако, в нашем понимании, вы были именно тем человеком, который справится с такой задачей. И вот теперь вы говорите мне, что ничего в этом смысле не изменилось…

— Тяжело изменить что-либо, когда сопротивление организовано настолько, что не предполагает каких-либо изменений. И когда тот, кто в первую очередь должен заботиться о правах рабочих, — я говорю о главном попечителе, — по сути дела, стоит на стороне самых отъявленных ретроградов из числа плантаторов. Все это, если вы помните, сеньор министр, я писал вам еще в своем первом докладе, сразу после того, как вы вступили в должность.

— Да, я помню этот ваш доклад. Если позволите, на мой взгляд, он был слишком высокопарным по содержанию и при этом довольно абстрактным в том, что касается конкретных решений.

— Но каких конкретных решений? Ведь я не живу на плантациях, не слежу непосредственно за условиями труда: все это входит в компетенции попечителя. Если ни он, ни управляющие не собираются менять что бы то ни было, если они хотят, как мы сегодня услышали от графа Соуза-Фару, только того, чтобы правительство отказало рабочим в их праве на репатриацию в Анголу, то что же я могу здесь поделать? Я принимал их здесь, посетил их хозяйства, разговаривал с ними, объяснял, что, невзирая на наши расхождения во мнениях, главным будет то мнение, которое, в конечном счете, сформирует для себя английский консул. И после всего этого мне еще приходится срочно отправляться на Принсипи с наспех собранным отрядом, чтобы без кровопролития и скандала покончить с восстанием рабочих, которыми управляли исключительно при помощи кнута, и еще наткнуться там на того самого консула, наблюдающего за происходящим!

— Вот именно, Валенса. Как раз об этом мне и говорили: так как же он там оказался?

Луиш-Бернарду почувствовал обиду:

— Ваше Превосходительство, вы ведь не хотите предположить, что это я сообщил ему об этом?

— Я ничего не предполагаю. Однако сам факт существования подобных инсинуаций, свидетельствует о том, насколько вы, Валенса, отпустили ситуацию и позволили сформироваться мнению о том, что вы занимаете сторону англичанина и являетесь противником интересов наших поселенцев. То есть…

— Это, Ваше Превосходительство, — Луиш-Бернарду почувствовал, как вскипает его кровь, — чудовищно несправедливо и оскорбительно. Я не вставал ни на чью сторону, а лишь защищал интересы дела и своей миссии, которая была изложена мне Сеньором Доном Карлушем в Вила-Висоза. Суть заключается в том, чтобы убедить мировую общественность, начиная с английского консула, что Португалия не использует рабский труд на Сан-Томе и Принсипи. Такова была адресованная мне просьба, и именно на это я дал свое согласие. Больше ни на что.

— Нет. Вас еще просили принять во внимание особенности экономики Сан-Томе, а также то, что процветание колонии невозможно без привозимой извне рабочей силы.

— Рабов?

— Нет, не рабов! — Теперь уже Айреш де-Орнельяш начал раздражаться, повысив голос. — Ни о каком рабском труде речь не идет! И это коренным на самом деле образом отличается от гуманистического лицемерия англичан, озабоченных только торговой конкуренцией между их и нашими колониями. Вот над этим отличием вам и нужно было работать, рядом с англичанином. А не ставить на какое-то там совершенство мира, которого просто не существует — ни здесь, ни в Африке и ни в какой-либо другой колонии Их Грациознейшего Британского Величества! Вас просили проявить тонкость и благоразумие. Вам же подавай революцию, здесь и сейчас. А этот очарованный вами англичанин все ждал и ждал, когда же, наконец, свершится это ваше необыкновенное чудо!

Луиш-Бернарду в ужасе замер. Теперь он понимал, чего на самом деле от него хотели. И для того, чтобы он осознал, чего ожидают от его миссии, оказывается, нужно было, чтобы из Лиссабона приехал опытный политик, обладающий стратегическим мышлением в колониальных делах.

— В таком случае, сеньор министр, я думаю, мне остается только представить прошение об отставке, которое я прошу немедленно удовлетворить.

Айреш де-Орнельяш снял очки с чуть запотевшими от влажности воздуха стеклами, дыхнул на них и начал медленно протирать платком, который до этого достал из кармана своего кремового пиджака.

137