Экватор - Страница 17

— Да, конечно, я знаком с цифрами и знаю о конкуренции, которую мы составляем англичанам. — Здесь Луиш-Бернарду чувствовал себя на своей территории.

— Хорошо. Итак, Соверал, который является нашим послом в Лондоне, и который, я бы сказал, числится одним из самых влиятельных иностранцев как при дворе, так и в английской печати, последнее время шлет нам с каждым разом все более тревожные депеши о том, что английские фирмы-производители какао затевают определенную кампанию против Сан-Томе и Принсипи. Не раскрою никакого секрета, если скажу вам, что маркиз Соверал — большой друг английского короля, как, впрочем, и я сам. Так вот, именно благодаря этой дружбе и посредством ее Эдуард переслал мне личную записку, в которой посоветовал нам быть внимательными и что-нибудь предпринять для того, чтобы ситуация не зашла слишком далеко, когда, под давлением правительства, он будет вынужден действовать сам или согласится с тем, чтобы правительство действовало против нас.

— Так в чем же претензии англичан? — спросил Луиш-Бернарду.

— Все началось с жалобы, представленной несколько лет назад одной английской компанией, Cadbury, владеющей производством какао в английской части Западной Африки и импортирующей какао из Сан-Томе. Cadbury, которая превращает какао в шоколад, жалуется на то, что мы нечестным образом конкурируем с английскими компаниями, потому что, дескать, используем на своих фермах на Сан-Томе труд рабов, привозимых из Анголы.

— А это правда? — снова спросил Луиш-Бернарду.

— Ну, это, похоже, зависит от точки зрения, от того, что понимать под трудом рабов. Строго говоря, мы называем их контрактными рабочими, однако проблема заключается в том, что каждый год по контракту на фермы Сан-Томе и Принсипи, в среднем, привозится три тысячи рабочих, а корабли, которые их привозят, едут назад пустыми. И это для англичан является синонимом рабства: если работники набираются в Анголе и не возвращаются, это означает, что они несвободны. Еще только не хватало, чтобы нас стали называть работорговцами! Министр по делам колоний объяснил послу, что так называемые «рабы» получают зарплату, к ним лучше относятся, они живут в значительно более комфортных условиях, чем работники на английских фермах в той же Африке или на Антильских островах. Что же касается их здоровья, то что может быть большей гарантией заботы о нем, если не тот факт, что многие фермы имеют собственные госпитали, полностью оснащенные? — Вещь немыслимая для всей Африки. Однако все это было бесполезно: воодушевленная Ливерпульской торговой ассоциацией, английская пресса начала постоянно набрасываться на нас.

На этих словах Дон Карлуш поднялся, подошел к лежавшей на рабочем столе газете и протянул ее собеседнику. Луиш-Бернарду взглянул на уже раскрытую на нужной странице газету с заголовком, написанным жирными буквами: «Slavery still alive in Portuguese African colonies». Король снова сел:

— Там, в Лондоне Соверал попробовал использовать обычные проверенные методы — пригласил на ужин влиятельных издателей с Флит-стрит, дабы попробовать хотя бы приостановить эти крики. Но даже ему это не удалось.

В конце концов, нам пришлось уступить давлению со стороны английского правительства и принять у себя Джозефа Берта, представителя Торговой ассоциации, чтобы он прояснил ситуацию. Тот прибыл в начале прошлого года и оказался настолько подготовленным, что даже потрудился научиться говорить по-португальски.

В Лиссабоне он был принят почти всеми: министром, Ассоциацией землевладельцев, журналистами — всеми, кого он только пожелал увидеть.

— Да, я вспоминаю, что слышал об этом, — вставил Луиш-Бернарду. — И каким же было заключение этого Джозефа Берта?

— Конечно, он не дурак: здесь он не сделал никакого заключения. Он испросил разрешения отправиться на Сан-Томе и Принсипи, а потом в Анголу, чтобы после этого представить подробный, обоснованный отчет тем, кто его туда командировал. Я обсудил это вместе с правительством и с владельцами собственности на Сан-Томе. Мы не увидели возможности воспрепятствовать его поездке без того, чтобы не продемонстрировать этим, что мы боимся какой-либо инспекции на местах. Если бы мы так поступили, то можно было бы не сомневаться, вся эта кампания в Англии приобрела бы тональность настоящей истерии, и тогда английское правительство начало бы оказывать давление, столь резкое и непозволительное, что это возымело бы разрушительное воздействие на здешнюю политическую атмосферу.

«Был бы еще один ультиматум!» — подумал про себя Луиш-Бернарду, чувствуя, что не осмелится произнести вслух это проклятое слово, которое, наверняка, немало потревожило бы воспоминания Дона Карлуша.

— Короче говоря, — продолжал король, — нам показалось, что, скажи мы «нет», нам пришлось бы все потерять и очень мало, а то и вовсе ничего не получить взамен. Как только мы дали Берту соответствующее разрешение, он без лишнего промедления сел на корабль и отплыл на Сан-Томе. Осмотрев все там и на соседнем острове Принсипи, в прошлом месяце он отправился оттуда в Анголу, где сейчас и находится. Только до этого он успел отправить в Форин-офис отчет о том, что видел на Сан-Томе. Совералу удалось вовремя вмешаться и провести приватную встречу с министром, который дал ему прочесть этот отчет. Больше его никто не видел, и сам маркиз говорит мне, что это только к лучшему.

— Все это, конечно, министр оставит у себя, — вставил реплику граф де-Арнозу, прервав свое долгое молчание, — однако неделю назад мы получили от него письмо, в котором он пишет, что, если отчет будет обнародован таким, как есть, мы будем выставлены перед всем миром как последняя нация работорговцев на планете. И это будет всего лишь моральной составляющей ущерба…