Экватор - Страница 25

Однако Луиш-Бернарду отвергал также и демагогическую риторику республиканцев. Все беды страны, считал он, происходили не от монархии, не от личности самого короля Дона Карлуша, а от постоянной ротации во власти двух партий, начиная от Дворца Сан-Бенту, заканчивая государственными институтами на местах, которые обслуживали лишь только самих себя и «своих» вместо того, чтобы служить стране. Беда заключалась во всесилии избирательных структур, в предопределенности выборов, результаты которых были поделены заранее между двумя крупнейшими партиями, забывшими о чувстве долга и о государственности. Сейчас, например, оппозицию возглавлял Хинтце Рибейру, представляющий партию «регенеративистов», а во главе правительства стоял «прогрессист» Жузе-Лусиану де-Каштру, который, несмотря на то, что он официально находился вне политической жизни, продолжал управлять правительством и страной. Король, в свою очередь, ограничивался тем, что он, так сказать, позволял этому происходить, что, впрочем, входило в обязанности конституционного монарха. Временами его обвиняли в безразличии к состоянию, в котором пребывала нация, и к условиям жизни португальцев. Но если бы он только попробовал вмешаться в конкретные управленческие дела, в эту бесконечно далекую от совершенства партийную конкуренцию, попробуй он выбрать и позвать править тех, кого он считал лучшими, толпы газетчиков и политиков тут же обрушились бы на него с криками «тиран» и «узурпатор». К примеру, никто больше, чем сам Дон Карлуш, не мог положительно влиять на португальскую внешнюю политику: это не раз было доказано приездами к нему короля Англии Эдуарда VII, испанского короля Альфонса XIII или, уже в текущем году — кайзера Вильгельма II и президента Франции. Однако любая дипломатическая инициатива короля неизменно натыкалась на зависть и недоверие со стороны правительства и на проклятия в прессе.

То же происходило и в отношении колоний, существование которых стало открытием для страны только после Ультиматума, в котором, кстати, обвинили самого короля Дона Карлуша: его стали подозревать в том, что он не желает разделить высокие патриотические чувства, которые внезапно наполнили сердца португальцев, когда «коварная Англия» не согласилась уступить энное количество африканских квадратных миль, которые позволили бы соединить территории Анголы и Мозамбика, тем самым протянув от одного африканского берега до другого эту часть империи, которую мало кто из португальцев знал, и куда реальная власть Лиссабона никогда не добиралась и не могла бы добраться в ближайшие десятилетия. В противовес этому «кофейному патриотизму», Луиш-Бернарду и почувствовал, в разговоре с королем в Вила-Висоза, что оба они думали об этом одинаково: не стоит восхвалять ту империю, которой не занимаются, которой не управляют и которую не цивилизуют. Ежегодно государственный бюджет терял три миллиона рейсов на экономике колоний, и все равно, политически, страна продолжала вздыхать по своей так называемой «розовой карте». Африканские фазендейро потребовали и получили право применять таможенные тарифы на импорт иностранных товаров, конкурировавших с продукцией их хозяйств: народ от этого только потерял, потому что стал покупать дороже то, что раньше мог бы купить дешевле, если бы конкуренция не была столь порочной. Государство тоже потеряло, потому что получало от этого меньше, чем отдавало. И только они, землевладельцы в Африке, оказывались в выигрыше.

Энрике Мендонса, крупный плантатор на Сан-Томе, недавно выстроил себе помпезный дворец на одном из самых высоких холмов Лиссабона, где устраивал праздники, пышность которых потом обсуждал весь город. Очевидно, что разбогател он на своих делах в колониях, тогда как страна из-за этих колоний продолжала из года в год разваливаться на глазах. Спрашивается: что это за колониальная политика такая? В Мозамбике, при помощи Моузинью Дон Карлуш пытался установить принцип первостепенности государственных и общественных интересов. Но в течение полутора лет, в промежутках между военными кампаниями и боевыми операциями, Моузинью сталкивался с интересами частных компаний, которые, действуя из столицы и руками правительства, делали все, чтобы подорвать эти начинания и саботировать его усилия. И, в отсутствие поддержки со стороны Дона Карлуша, но при его молчании и уступчивости, Моузинью, в конце концов, отказался от своих намерений.

Все это Луиш-Бернарду написал в двух своих, в полном смысле прогремевших статьях, а позже развил эту тему, опираясь на соответствующие цифры, в работе, посвященной экономике колоний. Живя ею, пусть не как производитель, а всего лишь как перевозчик, он не сомневался, что Португалия нещадно проматывает свои возможности, предоставляемые ей вожделенной для многих африканской империей. Мозамбик и Сан-Томе, хотя и в совершено разных пропорциях, были чрезвычайно богатыми сельскохозяйственными территориями. Ангола, как время от времени показывали ведущиеся там разработки, добавляла к сельскому хозяйству бесконечные богатства в виде залежей полезных ископаемых и сырья. Но все это еще требовалось разработать, исследовать и организовать. Из всех колоний лишь Ангола начала в последнее время понемногу заселяться. Однако те, кто туда отправлялся, сбежав от нищеты и неурожая из Минью или Траз-уж-Монтеш, казалось, не планировали и не мечтали ни о чем другом, кроме как реализовать древнейшее «призвание» португальцев — продавать всякую мелочь обитателям тех стран мира, куда зов церкви или долг воина забрасывали их случайными морскими маршрутами.